Александр Городинский называет себя педагогическим терапевтом. Имеет право! У него и педагогическое, и психологическое образование. Но самое главное - огромный опыт. Еще в советское время он работал педагогом, директором школ и интернатов в Латвии, а потом - учителем в США. Продолжаем публикацию рассказов Александра о его учениках, о том, как он и его коллеги помогали им справляться с жизненными трудностями и взрослеть. Уверены, что вы сможете почерпнуть из этих историй много полезного, но, самое главное, вдохновляющего для того, чтобы завтра снова прийти к детям.
Каждый день начинался одинаково: спокойно и без заметных перемен. Просыпание происходило естественно и никак иначе.
Ивона — так звали эту девочку — после пробуждения ела или шла в туалет, в зависимости от того, в чем испытывала большую потребность в данный момент. Потом молча отдыхала, находясь в хорошем расположении духа. Ничто не могло отвлечь ее от такого времяпрепровождения. Если же кто-то или что-то нарушал или нарушало ее покой, следовала невероятная агрессия, даже насилие. После этого еще долго никто даже не пытался трогать ее.
Фото Velizar Ivanov из Unsplash
У кого-то создается впечатление, что она глупая. Нет, ни в коем случае. Я занимался с нею математикой, и она легко усваивала все, что ей преподавалось. Но, правда, ничего толком не запоминала, потому что ей это совершенно не нужно.
Для запоминания и понимания чего-либо требуется напряжение, а она никогда и ни в чем не напрягалась. Да, и надобности такой никогда не возникало.
Ивона жила на велфере. То есть, имела государственную помощь, которой хватало на пропитание, на оплату жилья и на медицинское обслуживание.
Так же жили ее мама и ее бабушка. Своих дедушку и отца Ивона никогда не знала, потому что их никто не знал.
Если возникала потребность в карманных деньгах, она шла на улицу и просила деньги на улице или в кофе. А еще проще, находила на тротуаре или на стоянке для машин.
Ни мама, ни бабушка, ни разу за всю жизнь не задали Ивоне ни одного вопроса. Просто потому, что у них не было никаких вопросов. Также они не спросили, кто отец ее будущего ребенка, когда выяснилось, что Ивона на шестом месяце беременности. Да, Ивона и сама не знала кто отец. Как это можно знать? Ей приятельницы советовали, мол, выбери того, кто побогаче. Чтобы мог материально поддержать, или у кого можно вытащить через суд хоть какую-то сумму.
Ивона постаралась повспоминать некоторое время. Но, ничего из этого не вышло. К тому же, как знать — ребенок будет от черного, или от азиата, или от того беловолосого эмигранта из Швеции. Да, она понимала, что будет масса неприятностей, если вдруг выяснится, что не от того, кого она выбрала.
Так бы и прожила она свою жизнь, как домашний зверек. Ведь как она считала, все так живут в их районе.
Но вот однажды — это случилось на перекрестке, — Ивона запустила камнем в полицейскую машину и угодила прямо в лицо пожилому полицейскому. Тот попытался остановить ее. Он и не собирался ее строго наказывать, поскольку хулиганка выглядела не сильно могучей. Но Ивона ввязалась в жестокую драку, исцарапала бедного мужчину, изорвала мундир в присутствии зевак-безработных. Ее авторитет от этого поступка не изменился, но в полицию забрали.
На разбирательстве в полицейском участке она вела себя еще хуже, после чего ее направили на лечение в госпиталь. А что еще могли с нею сделать? Думали, что это поможет. После госпиталя какое-то время она вела себя нормально. То ли от лекарств, то ли по причине очередной непредсказуемости.
Последняя капля терпения чиновников специального отдела образования, после которой ее передали ко мне на воспитание, явилась следующая:
На очередном суде, казалось, в безобидной ситуации, Ивона вдруг вскочила со своего места и мимо опешивших охранников метнулась к судье. Ни сам судья, ни охрана и глазом не успели моргнуть. «Подсудимая» на ходу схватила шнур телефона. Догнали ее, когда она усердно душила видавшего виды заслуженного служителя правосудия.
Возможно ее на шестом месяце беременности, а может быть по какой-то другой бюрократической причине, не посадили в тюрьму, а направили ко мне. Или, правильнее будет сказать, меня направили работать с нею.
При первой встрече я не обнаружил в поведении новой ученицы особых странностей. Разве что, удивило нехарактерное для ее возраста равнодушие к действительности и почти полная безграмотность. Ну ладно, равнодушие — это может быть следствием действия лекарств. Но, уж, читать и писать в начале XXI века, да еще в США, должны все — так мне казалось.
Мы начали учиться всему сразу: и сидеть за столом в течение положенного времени, и считать, и писать, и читать.
Методику описывать скучно и несправедливо по отношению к читателю. К тому же, в таких случаях описание методики — дело чрезвычайно сложное. Ведь приходилось применять целую систему различных методов и способов. Все зависит от предмета, от обстоятельств, от состояния учащегося, от конкретной минуты нашей работы. Ведь помимо традиционных учебных предметов, нам приходилось познавать такие известные истины, как: что такое лес, ручей, музей и театр, библиотека и компьютер. Ивона знала обо всем этом столько же, сколько знает домашний зверёк.
В начале наши занятия проходили очень непросто. Она не хотела выполнять сложные задания и очень нервничала, когда не могла вспомнить материал прошлых уроков.
Наконец пришло время, и моя ученица стала увлекаться усвоением знаний, задавала вопросы, старательно выполняла задания. В конце концов Ивона начала проявлять потрясающую выносливость и учиться до тех пор, пока учеба ее увлекала. Как только я чувствовал, что пора менять методику — незамедлительно менял. Еще бы.
Беременность ее проходила внешне нормально. Носила своего «незапланированного» дитя Ивона стойко и равнодушно.
Родила она быстро и легко. Во время урока начались схватки. Я вызвал скорую, через несколько минут ее увезли, и буквально через час на свет появился мальчик.
За это время я доехал до дома, по дороге сообщив своему начальству о происшедшем, отчитался, как положено, и получил разрешение вернуться к работе с Ивоной через неделю.
В предчувствии краткосрочного отпуска я вошел в дом, желая обрадовать жену, и тут зазвонил телефон.
Звонила Ивона прямо из медицинской палаты. Я ее поздравил. А она тут же начала настаивать на том, чтобы я вернулся и продолжил прерванный урок.
Я попытался отговаривать ее, но она не принимала уговоров и настояла на своем. Дабы не расстраивать «новоиспеченную маму» я вновь приехал на занятия с мыслями, какова же велика сила учительского искусства.
Новоиспеченная мама выглядела измученной, но озабоченной познанием незаконченной темы.
Рядом в кроватке беззаботно спал пухленький комочек. Мне же ничего не оставалось, как продолжать исполнять роль учителя.
В этот момент я понял — если бы я под любым предлогом не вернулся назад к прерванному уроку, последствия для дальнейшей воспитательной работы оказались бы плачевными. Как минимум, стерлись бы предыдущие достижения в развитии нравственного императива Ивоны.
Мы успешно занимались следующие два года. Ивона усвоила школьный курс. Мы подготовились к поступлению в «community college». Она сделала выбор обучаться профессии социального работника с трудновоспитуемыми.
Ребенок ее всегда находился рядом, вел себя спокойно, не плакал, не игрался, лежал и все. Как домашний зверек.
Не нужно было быть гениальным педагогом, чтобы понять, что его, к сожалению, никто не сможет подготовить к обучению в колледже.
Но кто его знает, возможно через лет двадцать придется открыть профессиональные учебные заведения для соответствующего интеллектуального уровня. Ведь им же тоже придется чем-то заниматься в жизни.
