В начальной школе — еще как-никак; счастливые и радостные, дети готовы делать все, что учитель скажет. В пятом-седьмом классах — еще сидят на уроках и выполняют домашние задания. Восьмой-десятый классы, признаемся, — провал. Просыпаются и начинают работать только в одиннадцатом, чтоб сдать ЕГЭ. Вообще, надо поменять вывеску: вместо «Школа» написать «Центр подготовки к ЕГЭ» и всё будет по-честному.
И не только в учебе дело. Такое впечатление, что им вообще ничего не надо. Еле-еле передвигаются по коридору, не выходят на улицу на перемене, не выгонишь на физкультуру. На уроке полуработают, полуспят. Переходный возраст? Или дело в школе? Система, которая казалась сносной для детей младшего возраста, совершенно невыносима для подростков. Для них как-то это должно быть по-другому.
Надо что-то делать. Или закручивать гайки, укрепляя порядок, — идея весьма популярная сегодня среди взрослых, или, напротив, раскручивать эти гайки. То есть, дать возможность выбора, самостоятельности и ответственности. Двигаться, одним словом, по направлению к свободе. О попытке такого движения хочу рассказать.
Учитель, начиная тему, дает ученику план работы — этой строчкой исчерпывается суть предлагаемого подхода.
План — это договор на работу, соглашение двух сторон, как и во взрослой жизни при приеме на работу: чтоб все было по-честному и без сюрпризов.
Теперь детали.
Тема — это 8-10 уроков, две недели или месяц, в зависимости от предмета.
План распечатан и прикреплен к тетради ученика — просто и приятно.
План — это список заданий, которые ученик должен сделать по теме: по одному-два на урок, возможно, с уточнением уровня сложности работы.
Последнее: обозначены даты, когда эти задания нужно сделать и сдать.
Оценка ставится не за сидение на уроке — а за работу. 80 процентов выполненных заданий — это «5». 60 и 40 — соответственно, «4» и «3». Присутствует или не присутствует ученик на уроке — не самое главное.
Первый и последний урок темы — обязательны для посещения. Первый — вводная лекция, обзор, объясняются основные идеи и способы работы с материалом. Последний — зачетная работа.
Допустим, из восьми уроков темы оценивается работа на первых семи, по баллу за урок. Набрал пять баллов из семи возможных — получил пятерку. Выражение «набрать пять баллов» становится реализованной метафорой.
Предвижу критику. Какая же свобода, когда оценивается каждый урок и в результате — пятибалльная оценка? Думаю, самые радикальные критики — гуманисты, давно ушедшие из школы. Они предполагают, что подростки радостно ходят на все уроки, забыв про оценки. Так бывает. Но нельзя ждать от них такого энтузиазма ежедневно. Конечно, это не то свободное посещение лекций и семинаров, которое будет в институте.
Кстати, насчет семинаров. Уроки становятся именно семинарами. Учитель может требовать, чтобы на занятие ученик пришел, выполнив определенную работу — таково условие присутствия на семинаре. Свобода, получается, — вещь обоюдоострая: ученик может не ходить, но и учитель может не пускать.
Два-три часа на педсовете проговаривали с учителями правила свободного посещения. Родителям было отправлено несколько объяснительных писем. Дети поняли всё слету. Рома из 9 класса объяснил: «Можешь пропустить два урока в месяц по предмету, если на остальных работаешь — будет пятерка».
«Пропустить» — означает работать, но не в классе. Можно заниматься в библиотеке, в компьютерном классе, в коридоре.
Прошло полгода. Я перестал себя чувствовать школьным учителем, загоняющим детей в класс. В мой небольшой кабинет на четырнадцать квадратных метров набивается десять-двенадцать — почти все! — одиннадцатиклассников. Они сами пришли! А вот сегодня пришли все шестнадцать, стульев не хватило — может быть, это следствие свободного посещения…
Не просто приходят — а готовые! Посмотрели дома фильм (мы обсуждаем на уроках художественные фильмы), прочитали тексты, написали рецензии. Они приходят рассказать, обсудить, послушать. Такого раньше не было. Чувствую себя доктором кембриджа: предложил прочитать студентам книгу, они прочитали и пришли обсудить. Кстати, оценка за мой предмет никуда не идет…
Выпускной класс, голова трещит от ЕГЭ, выбора профессии и неразделенной любви — а тут вдруг история культуры, фильмы.
О любви, кстати… Мы смотрим кино о войне и о любви: «Баллада о солдате», «Долгая помолвка», «Счастливого рождества». Если б не свободное посещение, я не мог бы говорить с ними о любви…
Я могу смотреть в глаза ученикам, потому что я не ставлю оценок. В конце семинара — только «да» или «нет». А пятерки, четверки — они сами набирают и подсчитывают баллы.
Впрочем, за письменные работы и за четвреть — ставлю.
Вот две истории о любимых учениках.
Глеб. Так и не написал рецензию на фильм «Долгая помолвка» — три балла за четверть. Потом случайно от мамы узнал: фильм смотрел два или три раза, был взволнован и писать ничего не мог.
Петя, другой любимый ученик. Приходит после каникул, счастливый, отдохнувший:
— А что вы мне поставили за первое полугодие?
Смотрю в журнал.
— Петя, у тебя три.
— Окей, Рустам Иванович. Что мне нужно сделать?
— А вот, посмотри три фильма.
Приходит через неделю: посмотрел, готов обсудить. В течение получаса беседуем. Открываю журнал:
— Петя, а я ошибся строчкой: у тебя пятерка.
— Окей, — говорит, — Рустам Иванович. Ну, я пошел.
Подтянулись коллеги — посмотреть, как это происходит. Собрал я учителей физики, французского языка, литературы. Пришли они на мой семинар, чтобы понять, что такое свободное посещение в 10А классе. Они пришли — а никто из десятого класса не пришел. Вот так я провел мастер-класс по свободному посешению.
Но такое — чтоб никто не пришел — случается нечасто. Объявили свободное посещение, сказали «можно не ходить» — а они все ходят. Все ходют и ходют…
А впрочем, нет. Вот десятый класс «Б». Хорошие ученики и послушные, — хорошисты, — первую четверть ходили, и вторую ходили; я им и так, и так: давайте, ребята, выбирайте, думайте своей головой, — а они тянутся со звонком в класс. Дома ничего не делают, мировой культурой не интересуются — но честно сидят. А в третьей четверти десятый «Б» как будто ветром сдуло: я приезжаю по вторникам к первому уроку, вырываясь из пробок, вбегаю в класс: никого. И так всю четверть, восемь недель.
Не все, честно говоря, учителя были рады этой затее. Вот несколько реплик из обсуждения на собраниях учителей:
— Что это за свободное посещение? Ученик должен сидеть! Точка;
— Разумный человек никогда не будет пользоваться свободой…
Годами укрепленное мнение, что существует единственный путь в образовании — присутствие на уроке. Как единственный путь к спасению души — через Причащение Святых Тайн и исповедь.
Маша из девятого класса, которая собирается поступать в Йельский университет, ходит на уроки, — рассказывают, — с подушечкой. Пол-урока поработает, а потом поспит немножко, к концу просыпается и опять работает. Лучше, чем дремать весь урок.
Согласен с тем, что советская школа была самая лучшая: победы на олимпиадах, ракеты в космосе и прочее. Секрет ее в том, что это была школа без допуска свободы: без возможности, без сомнений, без выбора.
Школа казарменного типа была эффективной системой в свое время — как армия в боевых условиях. В ней все было слаженно и стройно — строем все ходили.
Но образование без свободы — дрессировка человеческой породы. Что остается нам на память? Умение вилять хвостом и лаять…
